Три красных квадрата на черном фоне - Страница 41

Беатрис, наверное, беспокоится, мне надо было позвонить ей сразу после Деларжа, но мне так хотелось побыть одному, пока не пройдет лихорадка.

Еще только десять утра. Портье сменился, этого нового я не знаю. Четыреста франков за трое суток, он отсчитывает сдачу, не сводя взгляда с моего правого рукава и ни разу не соизволив взглянуть мне в лицо.

— Можно мне позвонить? Здесь, в Париже.

Он ставит передо мной телефонный аппарат и выходит из-за стойки. А я, только-только начавший избавляться от агрессивности, снова спрашиваю себя, придут ли когда-нибудь в норму мои взаимоотношения с окружающими.

Сначала я набрал номер газеты, но, попав на автоответчик, вспомнил, что сегодня воскресенье. Когда об этом и не подозреваешь, это может привести в состояние шока. Воскресенье…

Звоню ей домой.

— Беатрис? Это Антуан.

— …Да, минутку..

Минутка длится гораздо дольше. Я думал, она удивится, рассердится, может даже наорет на меня, за то что я пропал так надолго.

— Как ты? В порядке? — спрашивает она.

— Не знаю… Собираюсь уехать из города, и вот хотел тебя…

— Ты где?

— Ну… в отеле, но я скоро уйду отсюда…

— Встретимся?

Странно… Я уже не совсем понимаю, с кем говорю. Я думал, она начнет вытягивать из меня новости уже по телефону.

— А что случилось? Я не вовремя?

— Нет-нет, что ты! Приходи ко мне.

— Некогда, хочу поскорее убраться отсюда. Давай встретимся на Лионском вокзале через полчаса. В буфете.

Она медлит секунду, потом соглашается. И вешает трубку, вот так…

У меня мерзкое ощущение, что она была не одна. Лихорадка возвращается, одним махом. Пока я спал, что-то произошло, а я не заметил. Что-то, разбудившее мою паранойю в тот самый момент, когда я стал выныривать на поверхность.

Я быстро выхожу из отеля и поворачиваю в сторону бульвара Бомарше. Она трусила, это ясно. Ее запугал Деларж? Жаловаться Дельмасу ему вовсе не с руки — за ним числится побольше, чем за мной. А может, он сыграл такую штуку — наплел ей с три короба, так что я оказался по уши в дерьме?

Что же с ней все-таки случилось, с моей Галатеей?

Проходя мимо киоска, я спрашиваю «Артефакт», но последний номер уже распродан. Тогда я беру три газеты — две вчерашние и один воскресный выпуск. Заголовок отсылает на третью страницу. Листы выскальзывают у меня из рук.

«Убийство известного любителя искусств».

У меня кружится голова, чтобы перевернуть страницы, мне приходится положить газету прямо на тротуар.

Тошнит.

«Знаменитый торговец произведениями искусства Эдгар Деларж, хорошо известный в художественной среде, был найден в субботу утром задушенным в своей галерее на улице Барбет в четвертом округе. Убийца отрезал ему кисть правой руки, которая была обнаружена полицией в нескольких метрах от тела. Осмотр места преступления не выявил пропажи ни одного из многочисленных ценных произведений, выставленных в галерее. Две картины, однако, пострадали: сожжено полотно Алена Линнеля, близкого друга погибшего, и совершенно испорчена акварель Кандинского. После сообщения о смерти Деларжа и краткого предварительного следствия, в полицию явилась журналистка журнала „Артефакт“, чтобы…»

Прохожие оборачиваются, с недоумением поглядывая на чудака, пытающегося удержать на ветру листы газеты, которую он читает, сидя прямо на земле.

«…предоставить информацию, касающуюся данного преступления. Следствие сразу провело параллель с делом, открытым комиссаром Дельмасом из отдела по борьбе с бандитизмом…»

Я вытираю лоб рукавом. Глаза перескакивают с одного слова на другое, перебегают со строчки на строчку, но смысл их мне непонятен.

«Все указывает на то, что преступление совершено бывшим сотрудником Галереи Кост…»

Мне жарко.

«…Этот молодой человек, должно быть, отомстил за совершенное недавно на него нападение, в результате которого он потерял правую руку, изуродовав точно так же того, кого он, по-видимому, считал виновным в собственном увечье».

Фразы путаются, слова лишены смысла, я цепляюсь за конец какой-то строчки и только так понимаю, что написано выше.

«Молодая журналистка работала над разоблачительным материалом, публикация которого в майском номере журнала раскрыла бы крупную аферу маршана. „Я только хотела получить сведения по „делу Альфонсо“, я знала, что он хочет отомстить Деларжу, но я никак не думала, что он зайдет так далеко“, — заявила она на допросе. Молодой человек предпринял собственное расследование, чтобы самому найти виновного. С помощью журналистки, которой он предложил выступить против Эдгара Деларжа „единым фронтом“, ему удалось добраться до начала истории двадцатипятилетней давности, в которой был замешан Деларж. В 1964 году, во время Салона…»

Всё. Я заставил себя дочитать до конца. Вся моя история выложена в четырех увесистых колонках. Она ничего не забыла им рассказать. Единственно, чего не хватает, — это конца. И еще самого начала. Заговора трех художников с целью устранить Бетранкура. Единственного элемента, которым она не располагала.

«Тело Эдгара Деларжа будет предано земле во вторник на кладбище Виль-д'Авре…»

Ледяные капли пота ползут у меня по спине.

«По словам комиссара Дельмаса, арест подозреваемого неминуем…»

Мне не стоит торчать тут, чуть ли не лежа на земле. На бульваре Бомарше.

Разыскивается однорукий.

Который совершил убийство.

Который отрезал руку. Не может быть, чтобы это был не я. Это могу быть только я. В конце концов я все-таки прикончил его там, когда он болтался на коротком поводке. И мне так хотелось иметь вторую руку… Вот я ее и отрезал, а потом забыл… Беатрис видела этого психа, одержимого жаждой мести, видела, как он пошел к тому, кто сделал его калекой. И еще раньше, на вернисаже, все видели, как этот однорукий набросился на того же человека. И он, конечно же, оставил следы, там, в галерее. Раз уж он там был в ту ночь. В общем, его виновность еще более очевидна, чем смерть Деларжа.